Ангел-Хранитель 320 - Страница 98

Внизу противник делает новую попытку прорваться в коридор. Пули щербят стену вокруг лестницы, с визгом рикошетят от железных перил. КОП шлет предупреждение, без паузы бьет из пушки вниз за угол. Сергей едва успевает присесть от дымного языка выхлопа, размазавшегося по стене. Плазменный разрыв поднимает температуру подвального коридора до нескольких тысяч градусов. Прикольный спецэффект. Горит все. Горит и разлетается белыми брызгами расплавленный бетон. Горит самый воздух. Волна огня выхлестывает из-за угла, жадно растекается вверх. Не доходит до площадки каких-то пару метров. Покрытие брони потрескивает от жара. Трещат наколенники, обжигая колени через мокрые прокладки. По крайней мере, теперь минут десять ему оттуда точно ничего не грозит. Классное кино. Господи, когда же, наконец, антракт? Сил нет, как отлить охота!

«Когда тебя совсем прижало, и ты не знаешь, что делать – делай хоть что-нибудь. Вдруг сделаешь правильно?» Сергей словно наяву видит шевелящиеся губы Кнута, произносившие эти слова среди обожженных развалин на полигоне Форт-Дикса. И тут же принимает решение.

Триста двадцатый раскручивает ротор, короткой очередью размалывает дверь в труху. Пускает в проем по широкой дуге струю из огнемета. Гул и треск пламени, дикий многоголосый визг горящих заживо зверьков.

– Здесь Заноза, не стрелять! – кричит Сергей в ларингофон, прячась за широкой спиной КОПа и поливая дальние углы длинными очередями. Достает предпоследнюю гранату, минирует лестничную площадку.

Триста двадцатый впереди мелко переступает по реке чадного пламени, жадно лижущей замусоренный искусственный паркет холла, бьет из пулемета куда-то в дальний угол. Скрывается за выщербленной несущей колонной.

– Чтоб я без тебя делал, страхолюдина, – скалится сзади Сергей.

– Я КОП триста двадцать. Расход патронов для пулемета – девяносто процентов. Расход снарядов – пятьдесят процентов, – короткий доклад спускает Сергея с небес. – В пределах здания противник не обнаружен. Наблюдаю противника в восточном направлении – пять единиц тяжелой пехоты, удаление от двухсот до трехсот метров, более десяти единиц легкой пехоты, удаление до двухсот метров. В здании напротив наблюдаю две единицы животных незнакомого вида. Существа предварительно классифицированы как опасные для жизни человека.

– Огонь по пехоте. Береги боеприпасы. Приступай.

На фоне горящих стен Триста двадцатый, весь в копоти, в отметинах от пуль и осколков, ощетиненный дымящимися стволами, похож на ангела смерти. Вокруг него еще тлеют обугленные трупы с коленями, поджатыми к подбородкам. Он бьет скупыми очередями через вывалившуюся переднюю стену, не обращая внимания на щелкающие вокруг него пули. Скрывается в близком разрыве осколочной гранаты – кто-то лупит по нему из подствольника. Делает пару шагов за полуразрушенную стену. Несколько раз добавляет из пушки. Пустой картридж тяжело катится по груде кирпичного мусора. Слоится перед домом черно-белый дым. Нехотя тянется в огромные проломы стен. Редкие неприцельные пули с улицы высекают каменную крошку. Сергей так свыкся с ними, что уже не обращает внимания.

– Триста двадцатый, ко мне, перезарядка! – Сергей избавляется от картриджа из заплечного мешка. Это – последний. Остается еще запасной для пушки на поясной разгрузке КОПа. Потом – хоть вправду в штыковую.

– Третье отделение, как вы там? Живы? – интересуется Сергей, привалившись спиной к колонне.

Он приоткрывает стекло шлема, с наслаждением глотает теплую воду из фляжки. В горле сразу начинает першить от коктейля из пыли, едкого дыма и вони паленого мяса. Разглядывает тактическую карту. Или у него броня барахлит, или от взвода едва десяток человек осталось.

– Живы, живы. Вовремя подоспел, – отвечает через пролом в потолке Камински. – Мы тут этих ублюдков неслабо покрошили. Перли напролом, будто пули им нипочем. Теперь будут ссаться, как только про мобильную пехоту услышат. Тактика подавляющего огневого превосходства, мать ее…

Его лицо из-под поднятой лицевой пластины светится дурацкой улыбкой. Глаза на потном лице удивленно щурятся на помойку из трупов и строительного мусора внизу, словно только что узрели дело рук своих.

– Патронами не поделитесь? – с надеждой вопрошает Сергей.

– Сам собери. Там внизу наших много было, – равнодушно откликается Камински. – Голову береги. Снайперы где-то напротив, «мошки» их в упор не видят. Бьют навскидку, сволочи.

Сергей, чертыхаясь, ползет через холл, старательно прячась за грудами обожженных кирпичей. Натыкается на чью-то ногу в имперском ботинке. Разгребает каменные обломки в поисках подсумка. Есть. Всего пара магазинов. Одна осколочная граната. Одна дымовая. Кассета для подствольника. Хоть что-то.

Он старательно сдувает пыль с трофеев, распихивает их по подсумкам. С сожалением смотрит на свою густо забитую пылью винтовку. Почистить бы. Не решается, ограничивается поверхностной чисткой. Неуклюже развернувшись на месте, он пускается в обратный путь, к укрытию среди остатков стены.

По плечу с размаху бьют тяжелой палкой. Автодоктор мгновенно реагирует, впрыскивая обезболивающее. Неслышный выстрел с улицы почти не различим в шуме боя. Сергей замирает, прижавшись к полу. Прислушивается к ощущениям. Боли вроде нет. Хотя из-за химии ее так сразу и не различишь. Эйфория боевого коктейля еще бродит в крови, превращая страх и боль в сосредоточенное блаженство. Крови нет. Рука нащупывает здоровенную вмятину в наплечнике. Пуля прошла по касательной. Повезло.