Кнут смачно выматерился. Отряхиваясь, солдаты вылезали из укрытий.
– Светлый, отряди пару человек найти Ли. И к вертолету его, – скомандовал Кнут.
Выстроившись в колонны, взвод бегом двинулся к вертолетам. Ураган от винтов хлестал по жесткой красной траве, заставляя ее стелиться почти горизонтально. Последний раз проводя щетками по броне друг друга, сбрасывая на землю отвратительное месиво насекомых, десантники пробегали по пандусу, падали на жесткие лавки, щелкали страховочными скобами и блаженно лыбились, впервые за многие недели безбоязненно подняв бронестекла шлемов. Принесли и закинули внутрь наглухо застегнутый полупустой пластиковый мешок с тем, что осталось от маленького трудолюбивого Ли. Мягко лязгнув, поднявшийся пандус скрыл ненавистную зелень. Вертолеты поднимались над землей, делали прощальный круг и ложились на обратный курс.
Развернувшись над джунглями, истребители вновь прошли над поселением. Из-под крыльев отделились и, выпустив плоскости, величаво разошлись над землей сигары кассетных бомб. Освободившиеся от груза серебристые птицы легко скользнули ввысь. Через тридцать секунд на месте полей и поселка поднялись почти неразличимые с высоты бледные полосы вакуумных разрывов, дробя и перемешивая в пыль само воспоминание о том, что здесь что-то существовало.
Смотреть в иллюминатор не хотелось. Ад остался далеко внизу. Они возвращались домой.
Сначала все было как обычно – представление командиру взвода, получение у каптенармуса плотно упакованных кип новой формы, имущества и амуниции. Отдание чести знамени батальона. Раскладывание скудных пожитков по крохотному отсеку-выгородке. Такая же безликая вычищенная бетонная коробка казармы с коллективным душем и отхожим местом. Та же оружейная на первом этаже, только оружия в ней побольше и ассортимент его разнообразнее. Полный комплект КОПов в стойках зарядки и регенерации. Стеллажи с тяжелыми лаунчерами, с ранцами носимой электроники. Все же не учебный взвод – линейное подразделение.
Потому – нет развешанных по стенам ярких иллюстрированных плакатов, поясняющих порядок сборки-разборки оружия или последовательность одевания брони. Уборку помещений, кроме оружейной и арсенала, производят не солдаты, а специальный вольнонаемный уборщик. Люди, носящие привычную форму, неуловимо отличаются от культивированного учебкой образа служак. Отдают честь друг другу только в официальной обстановке. Отдают приказы просто, без официоза, не требуя подтверждения. Выполняют их четко, но без показного рвения, не вытягиваясь в струнку. Как нудноватую, но отлично освоенную работу. Носят форму без явных нарушений, но как-то по-особому. И, что больше всего удивило Сергея, каждый воспринимает свой взвод как некое живое полумифическое существо, словно прикормленного злобного бродячего пса, разорвавшего породистого соседского дога. Гордясь и кичась своей принадлежностью. Второй взвод роты «Альфа» первого батальона первого полка. Коротко – «Альфа-2 первого первого». Ниже эмблемы полка на плече – неуставной шеврон. Крохотная черная пластмассовая пчела на полоске желтого пластика. Дух соревнования обожествляет подразделения, превращая их в символы эрзац-веры.
– Мобильная пехота свирепее всех. Злее всех. Быстрее всех. Это так же точно, как то, что мои ботинки – не из настоящей кожи, – криво улыбаясь, распинался лейтенант Стелс, говоря не столько для стоящего перед строем Сергея, сколько для себя самого и для остального взвода, изучавшего Сергея десятками глаз. – Но это не оттого, что наша броня или вертолеты лучше. Это оттого, – он поднял палец, – что наши традиции крепче. А наши легенды – возвышеннее. И поэтому наш боевой дух – крепче, чем у других. А боевой дух – это то, без чего винтовка не стреляет. А значит мы – круче всех.
Он протянул Сергею желтый шеврон. Знак принадлежности к избранным. Символ выдуманного братства. Красивую этикетку поверх пустой обертки.
– Мы – избранные среди избранных. Теперь ты с нами. Кнут – старая черная задница – хорошо о тебе отзывался. Сказал, что ты в полной кондиции. Я лично тебя отобрал. И ты будешь так же крут, как и остальные «пчелы». Это наш символ. Носи его всегда. Наш взвод – «Дикие пчелы». Пчелы – мирные букашки. Но когда их заденешь, они больно жалят. Мы спускаемся с неба и жалим насмерть. Мы – злее всех. Злость – наша мотивация.
– Так точно, сэр! – Сергей принял полоску пластика, неловко сжал ее в кулаке. – Сэр, разрешите вопрос?
– Слушаю, Заноза, – удивленно повернул голову лейтенант, раздосадованный тем, что торжественность момента была смазана.
– Сэр, насколько мне известно, пчелы после укуса тоже умирают. Эта особенность как-то связана с нашим символом, сэр?
Взвод закаменел. В тишине было слышно, как скрипят зубы лейтенанта под перекатывавшимися желваками. Стелс двигал рыжими кустистыми бровями, напряженно рассматривая стоящего смирно Сергея.
– Да, позывной тебе правильно подобрали… Ты это к чему сказал, Заноза? – наконец, после длинной паузы подчеркнуто спокойно спросил он.
– Сэр! Хочу соответствовать духу подразделения, сэр! Хочу знать, что меня ожидает, сэр!
– А никто и не говорит, что мы бессмертны, – выдал лейтенант. – Я разве обещал тебе, что ты долго проживешь? Я только сказал, что мы жалим насмерть. Не задумываясь о будущем. А если нам после этого суждено умереть – что ж, это судьба. А от нее никуда не деться. Именно это тебя и ожидает. Как и всех нас. В армии не хватает красоты. Мы придумываем ее сами. И нет ничего красивее, чем смерть в бою. Не в вонючей ночлежке и не на больничной койке. В БОЮ! Не ради сраных идеалов – пусть эту дрянь жрет стадо за забором. Ради верности друг другу. Умри за товарища, и он умрет за тебя. Я доступно объяснил, солдат?